Слон полосатый, редкий, очень любит рыбий жир, при звуках флейты — теряет волю…
Charakters: Regulus Black, Barty Crouch Jr ( ~Jolly Roger~ )
Summary: ...а потому не спрашивай никогда, по ком звонит Колокол: он звонит по Тебе (c)
Summary: ...а потому не спрашивай никогда, по ком звонит Колокол: он звонит по Тебе (c)
-
-
14.05.2010 в 23:13От чужих и ненужных глаз.
Человек чьи мечты разбиты
Осколками острых фраз.*
Человек всегда сомневается. Во всем сомневается. Начиная от простейших решений и заканчивая глубокими, тяжелыми размышлениями. Такова его природа. Он никогда не бывает уверен в чем бы то ни было на все сто процентов. Всегда есть вероятность, что в самый важный момент он спасует. Для того, чтобы этого не случалось в жизни особо нерешительных людей всегда есть люди или один человек, который не даст уйти, не завершив начатое. У Регулуса же был Лорд. Именно он эти два года внушал ему, что все, что он делает – ради высшей цели. Но он слишком поздно узнал, какими средствами они, эти цели, достигаются, и тогда пути назад не было.
***
Размеренным быстрым шагом, ты почти моментально достигаешь цели – уже стоишь у входной двери. Кажется, думаешь. О чем? Будто есть шанс передумать. Развернуться, забыться, продолжать жить. Жить? Какая это жизнь, когда каждый день твой расписан не тобой? Рауты и задания, задания и рауты… Мама со своими сводничествами. Тебя уже, кажется, тошнит от тех девиц.
Сжимая в руке медальон – твое единственное спасение от мирской суеты, ты судорожно глотаешь воздух. Все еще не уверен. Конечно. Не существует человека, который бы шел на собственную смерть с ровным дыханием и спокойными мыслями.
Последний взгляд в зеркало. Бледный, измученный, пальцы рук чуть заметно подрагивают. Берешь пальто, медленно застегиваешь пуговицы, оттягивая момент. Становится еще хуже, но тебе уже все равно. Заканчиваешь прихорашиваться – для чего? – и с громким криком Буду поздно распахиваешь дверь, но.
… дальше не идешь.
- Крауч? – ты тихо выдыхаешь, сталкиваясь с пожирателем почти впритык. Резко отпрыгиваешь назад, обратно, за порог. Но твой дом не твоя крепость, ты не чувствуешь себя защищено, тебя по-прежнему продолжает трясти.
- Ты ко мне, Бартемиус? – манерно; знаешь, как он от этого бесится.
- По делу или так, соскучился? – скрестил руки за спиной, чтобы те не выдали волнение. Стараешься не отводить взгляд, хоть и знаешь, что в нем Крауч запросто может все прочесть. Но ты же аристократ. Не даром же тебя учили скрывать свои эмоции, подстраиваться под ситуацию.
Стеклянно смотришь на него, про себя просишь помочь, подсказать.
- Проходи, - отходишь в сторону, кивком приглашая в дом. – А мне пора. – Дежурная улыбка; и ты по-прежнему стоишь. Смотришь на него, как будто он скажет о чем-то, что заставит тебя передумать.
*минор
-
-
14.05.2010 в 23:14В неверном свете фонарей можно различить до боли похожие друг на друга краски: они либо грязные (буро-серого цвета), либо мазутно-черные, в которых хочется и, вместе с тем, страшно захлебнуться. Он любит этот цвет, он любит многие оттенки черного, и потому пронзительно завидует тем, кто носит фамилию аспидных акварелей. Он ведь совсем не хочет быть Краучем. Не хочет день за днем терпеть придирки и подозрения отца, который, о, боги, начал проявлять маломальский интерес к сыну, не хочет слушать кудахтанье матери о том, как ее «кровиночка» за последние месяцы исхудал и теперь походит на одного из инферналов, о которых так много пишут во всех этих дурацких антипожирательских брошюрках.
Милая мама, твой сын – один из них. Он забывчиво спит на втором этаже твоего дома, рассказывает незатейливые истории о попытках найти свое место в жизни, когда за завтраком ты со всеотдачей варишь ему совершенно омерзительный кофе, но он никогда бы не признался в своей полной состоятельности.
Мысленно обращаясь к незатейливому названию, Барти прячет ладони в глубоких, как темные, беспробудные тоннели, карманах. Площадь Гриммо, двенадцать – теперь не нужно записывать на свернутом клочке пергамента неровным почерком. Вообще-то, ни о чем не нужно помнить.
Мысленно обращаясь как будто бы к Богу, Барти замирает возле дверей. Что можно сказать теперь, после тысячи взглядов из-под пустынных капюшонов? – под ними только два черных пути для пред_адовых поездов. На самом деле он совсем один и везет в самую беспробудную бесконечность. Туда, где улицы перекрещиваются с перегоревшими фонарями.
- С каких это пор мы фамильничаем, Регулус? – Крауч откидывает капюшон, и с него прямо на начищенный до блеска паркет льется вода. Кажется, она тоже черная.
Приходится задержаться на пороге, чтобы не дать ему пройти. Аккуратно, будто опасаясь раскрошить предсмертно белый мел, развернуть к себе, сомкнув длинные, контрастирующие с мантией пальцы в районе локтя. Ты категорично не любишь, когда тебя называют полным именем, а смотреть исподлобья, но в самую душу, ты привык еще очень давно.
- А как ты думаешь? – Скользкое настроение сменяется переменчивой луной. – Я, конечно, безгранично уважаю твою матушку, Рег, но болтать с ней по душам за чашкой чая – как-то слишком, не находишь? – Барти отправляется в этот дом с каждым кровавым закатом, он смог бы в темноте, на ощупь определить, где ледяной статуей застыла старинная ваза величиной человеческого роста, не наткнуться на членов «черной» семьи, поскольку знает как они дышат, и как цепко впиваются их шаги в блестящие сантиметры пола. Он неслышно, без манерного грохота прикрывает входную дверь, за которой ливень обрывает свою затяжную песнь, и в упор смотрит на младшего Блэка, вид у которого такой, словно он так и напрашивается на сердечные вздохи миссис Крауч, связанные с ожившими мертвецами. Барти отлично, в мельчайших подробностях помнит пергаментно-серые щеки Регулуса, когда им впервые пришлось столкнуться с этими чудовищами.
- Ну... Не то, чтобы совсем не по делу, всего-навсего хотел поделиться с тобой переживаниями. Как раньше, ты помнишь? Эй, да что случилось? На тебе лица нет.
У нас с тобой схожие признаки зависимости, своеобразной наркомании, от которой никто и никогда не придумает лекарств, от которой дрожь по всему телу в то время, как за окном распростерся знойный Лондон – сколько раз мы ловим себя на мысли, что загнаны в тупик? Только я ведь совсем не знаю какие ветра бьют твое небо сегодня.
- Рееегулус... Постой! Учти, в таком состоянии ты один никуда не пойдешь! – Тут Барти замечает семенящего под ногами Кричера, который с испугом косится то на него, то на хозяина. – А эльф тебе на кой черт сдался?
Вырытая, пустая могила – дом 12 на площади Гриммо.
-
-
14.05.2010 в 23:15К тебе я прихожу за советом; к тебе прихожу рассказать о самом сокровенном, о том, чего никому не доверю и всегда могу рассчитывать на взаимность.
Ты один не говоришь о брате, потому что знаешь, как я не люблю этого, как не люблю, когда кто-то говорит о нем или еще хуже – сравнивает нас.
Только твое мнение для меня имеет какой-то вес и лишь на твои слова я отвечаю не односложным предложением.
Сложно врать человеку, которого ты считаешь буквально всем, что есть у тебя в жизни. Отчаянно пробуя придумать отговорку на отсрочку встречи, в которую тот поверил бы, ты стал выглядеть еще хуже, нервознее, чем выглядел пару минут назад.
Тебе становится не по себе и сердце с каждой секундой стучит все быстрее, так, как, кажется, не стучало еще ни разу в жизни. На какой-то момент даже создалось ощущение, что оно проломится сквозь ребра, ломая, выбьется наружу. Жутко. Ком, так некстати прильнувший к горлу не позволяет свободно дышать - то и дело приходилось сглатывать этот противный сгусток нервов. Пальцы за спиной судорожно переплетаются, цепляются за складки на мантии.
- Тебе очень идет твоя фамилия. И я неравнодушен к ее произношению, оно необычное, разве нет? – ерничаешь. В общении с этим человеком ты никогда не напрягался, не старался показать себя лучше, чем есть на самом деле, а говорил то, что думаешь. Тет-а-тет, разумеется, а на людях ты всегда вел себя подобающе, как правильно.
- Я думаю, ты пришел не вовремя. Понимаешь, у меня совсем нет времени, даже на тебя, Барти. Поверь, если бы я мог, я бы обязательно выкроил хотя бы минутку для тебя, но… Тем более, что мы так давно не виделись. – Здесь главное говорить с расстановкой, чтобы пожиратель ничего не заподозрил. Нельзя слишком долго думать над ответом, нельзя опускать глаз и ни в коем случае нельзя тараторить. Так он запросто может распознать волнение. Ты что, забыл Крауча?
- Мама была бы рада, если бы ты сделал это, зашел бы, Барти. Она очень любит гостей. – Вдруг добавляешь ты, не замечая, как перешел на почти_шепот.
Какое-то время молчишь. Смотришь на него, слушаешь его. Думаешь, как лучше сказать, чтобы отвертеться и зачем он, черт возьми, вообще пришел. Безусловно, в любой другой день Регулус счастлив был бы видеть Крауча в доме, он бы тотчас увел его в свою комнату, подальше от Вальбурги и они разговаривали бы до самого утра. Ни о чем. Но сегодня был не самый лучший день для этого, да и вообще…
- Почему ты не пришел вчера… - сдаешься почти сразу, как только слышишь это «как раньше» и на-вид-тревожный-тон пожирателя. Выложить ему все сейчас? И так глупо остаться без единственного шанса, чтобы показать, что ты хоть что-то можешь… нет.
- У меня правда нет времени сегодня. И не только сегодня… - глотаешь «никогда», слишком поздно почувствовав прикосновение Крауча.
И только ты собрался, только хотел начать рассказывать, думать, что рассказывать, как в ногах засуетился Кричер и не смотря на свою гуманность ко всему живому, тебе захотелось огреть домовика чем-то тяжелым за то, что он только что все испортил. Если бы не он, ты мог бы наплести Барти какой угодно бред, а уж поверить в него или нет осталось бы решать ему самому, а тут…
- Годрик тебя дери, Кричер! – почти крикнув, с тяжелым выдохом опускаешь голову. Не рассказывать уже не получится? А что ты скажешь? Что умереть собрался? Рассказать о том, как ты, глупый, безвольный, попался на крючок Темного Лорда и не знал, куда вообще попал? А ведь было время, когда тебе плевать было на чужие жизни. Ты же считал, что это для великого дела, для достижения великой цели, а потом вдруг очнулся и все понял. Понял, насколько ничтожна эта цель вместе с Лордом. Понял, как ты ошибался. Но пути назад уже нет… и что ты понял, узнал один секрет. Хочешь рассказать ему о том, что собрался уничтожить этот медальон? О том, как надеешься, что эта жертва принесет плоды. Давай, расскажи. И окажешься в дураках. Ты же знаешь, как Крауч фанатичен, как предан делу. Ему же ничего не стоит размазать тебя по мокрому камню? И здесь не берется в счет, кто кому друг, кто враг, а кто так.
- Я сам решу куда, с кем и в каком состоянии мне ходить, Крауч, - уже не маленький! – слишком резко. Ты еще никогда с ним так не разговаривал. После, судорожный выдох, нервный. По телу пробежались мелкие противные мурашки и непонятно, от холода ли или же от напряжения. Вдруг появляется желание извиниться, объяснить. Начать оправдываться за это поведение, дерганье, крик. Но от одного только представления, чем может закончиться такой разговор становится не по себе. А ты никогда не горел желанием умереть от руки человека, которого считаешь другом.
- Ты не поймешь. - Тихим, немного безумным шепотом, через улыбку.
Мы же дружим, Барти, да?
-
-
09.06.2010 в 01:01Тот, о котором не знают и Ламы,
Самый безумный, безудержный самый!
Что же ты мешкаешь? Выбирай!!!
На самом деле он снова ничего не понял. Не сумел вычислить по болезненным, уже совсем мертвым жестам, сколько времени Регулус сам себе отвел, дрожащей рукой обводя красными чернилами черную дату в календаре. Домашние скандалы, непроходящая боль во всем теле, темные круги под глазами, светлая улыбка девочки с большими карими глазами и холодная усмешка на тонких губах Темного Лорда – вот все, что ему требовалось. Все шурупы жизни Барти Крауча функционировали без перебоев, механизм пришел в действие и в ближайшее время не планировал работать в иной отрасли. Это было красиво, это было тонко и по-хорошему драматично, это помогало верить в то, что он не что иное, как часть легенды.
Сегодня обещали дождь. Мутные холодные капли продолжали стекать с лица, шеи и мантии – небо безутешно рыдало где-то с той стороны, за толщей стен, за самой огненной чертой. Наверное, так выглядит Ад осенью.
- По-моему, мне и впрямь лучше зайти в следующий раз. В конце концов, когда-нибудь у тебя должны были появиться дела, которые бы меня не касались, вот только… подумай еще раз правильно ли то, что ты делаешь. Анализируй поступки, Регулус. Но поскольку ты уже не маленький, а я тебе не мамочка, то не мне тебя учить и не мне давать тебе советы. – Барти старается говорить максимально спокойно, может быть, холодно и равнодушно, вот только глаза никогда не врут, глаза знают даже диаметр радужки этого синего зеркала души, которое свое, родное, изученное вдоль и поперек за столько лет. Но дождь все испортил, и теперь на стекле неопределенные разводы. Что это такое, Регулус, что за новая глава в твоей душе? Почему мне так не хочется ее читать?
- Ты не поймешь.
Барти едва не расхохотался. Что еще он может не понять? Он практически не видит отца, а те немногочисленные визиты, которые ему перепадают, обычно заканчиваются скандалами и затаенной обидой, его мать совсем сошла с ума от переживаний, потому что она, кажется, догадывается об истинных увлечениях своего сына, а его девушка состоит в Ордене Феникса и изо всех сил старается не превратиться во врага.
Его буквально распирало от безудержного смеха, но он лишь грустно улыбнулся и насмешливо похлопал Блэка по щеке:
- Может быть и не пойму, но разве не я всю свою сознательную жизнь выхаживал многочисленную стаю тараканов, которые роются у тебя в голове?
Такой уставший, замученный собственными мыслями, тайной болью, о которой стало неизвестно теперь уже никому, Регулус стоит перед Барти и тщетно пытается найти слова, а у того волшебная палочка в правой руке вертится как ветряная мельница, готовая выпустить искры, но ничего не произойдет, потому что даже в прогнившем, рушившемся мрачном мире дружба все еще что-то да значит.
Левая ладонь слепо ложится на дверную ручку и там замирает.
- Что ж, сюрприз не получился, мне очень жаль, что ты не в состоянии выделить мне время, которое я вырвал из своей жизни для тебя. Мне правда жаль, что все так складывается. – Крауч бережно, словно по наивысшей святыне, проводит указательным пальцем по гладкой, посеребренной поверхности ручки и не сводит с нее взгляда, не желающего больше встречаться с этими ледяными разбитыми зеркалами.
Сколько бы нас ни ненавидели, сколько бы грязи ни выливали на наши головы, мы всякий раз находили друг друга, чтобы выплакаться, чтобы выстрадать каждую минуту несостоявшегося торжества, а теперь даже этого не осталось, только воспоминания о серых, отсыревших стенах в слизеринской гостиной, только время за полночь, только трясущиеся от гнева или страха плечи.
- Кажется, мне пора.
Барти накидывает на так и высохшие пряди светлых волос черный капюшон и собирается уйти. Вот так вот просто и без лишних слов. Он всегда так делает, потому что иначе не может, потому что в противном случае у него разорвется сердце.
Шум дождя на том конце памяти усиливается, закладывает уши, забирает недосказанность. Сегодня обещали дождь.
И ты обо мне никогда не услышишь…
Что же ты медлишь… неужто, не видишь –
Я умираю… в своём… бреду ©
-
-
15.06.2010 в 19:07честно, кричать хотелось. От безысходности ли, от отчаяния. Просто хотелось громко крикнуть, как говорят, отпустить это и продолжить жить. Но это просто так не отпустишь. А может, правда лучшим было бы рассказать всё Барти? Он же не такой как все, он же должен понять и ты это понимаешь, хотя пытаешься скрыть. От самого себя скрыть то, о чём уже не раз слышали все. Все без исключения знают, с каким трепетом ты относишься к визитам Крауча, как смотришь на него, как говоришь или ведешь себя. Только все почему-то не предают этому особого значения. Ну, улыбаешься только ему и хорошо. Ну, чувствуешь себя счастливым и хорошо. Хорошо. Хорошо, что у тебя, Регулус, есть такой человек, как он. Не каждый может похвастаться таким другом. Другом? Ты-то давно не считаешь его другом. Кто он в таком случае? Ближе не бывает, а назвать это каким-то словом тебе всегда либо духу не хватало, либо чего-то ещё.
И когда ты видишь как он, человек, который для тебя значит Всё действительно собирается уйти... и не просто уйти, а так врезаться словами в самую душу… на глазах выступают слёзы. Но ты просто отворачиваешься и вытираешь их рукавом, пытаясь сглотнуть огромный ком всяких спутанностей и сказать хотя бы слово. Любое слово, которое могло бы остановить его, сделать так, чтобы он не оставлял тебя одного. Только не сейчас.
Пока ты стоял и молчал, Крауч продолжал говорить фразы, от которых просыпались кошки на душе и начинали громко орать, царапать её. А ты продолжал молчать. Ты молчал даже тогда, когда он надел капюшон и уже собирался уйти.
А ведь такого ни разу не бывало раньше. Раньше, когда у тебя в жизни случалось что-то из ряда вон выходящее, ты сразу нёсся к Барти, который в Хогвартсе, кажется, был за мамочку. И никогда он не оставлял тебя наедине с самим собой, когда знал, что в жизни у тебя наступил неопределённый момент. Думаешь, легко ему было? Другой бы давным-давно послал по матери и занялся более полезными делами, а он ведь чем только не жертвовал, лишь бы маленький Регулус не чувствовал себя одиноким.
От таких мыслей кричать захотелось еще сильнее. И он всё-таки крикнул, одно единственное слово крикнул, которое было для него самого как синоним спасению, теплу.
- Барти! – злосчастный медальон выскальзывает из рук, грозя шмякнуться на каменный пол, но Кричер вовремя подсовывает свои ручонки, зная, как хозяину эта вещица нужна; а Регулус виснет на шее Крауча, что-то невнятно всхлипывая.
- Не уходи, пожалуйста, только не уходи сейчас, - судорожно шепчет слизеринец, прижимаясь к другу сильнее, будто боясь, что тот может уйти. Но знаешь ведь, что не уйдёт. Только не он.
- Ты сейчас так нужен мне, так нужен, Барти, как никогда нужен! Я совсем запутался, - сквозь многочисленные всхлипы он, наконец, говорит что-то вразумительное, но ещё не уверен, действительно ли Крауч может это понять.
- Я ошибался… это была ошибка… и теперь я должен… это, - он кивает на Кричера, который прячет медальон, - надо что-то делать! ** - он ослабил хватку на шее Крауча и виновато опустил взгляд, продолжив бормотать под нос всякую несуразицу, как будто во всём виноват именно он.
* минор
** фирменное